Дом вечного бодрствования

  В динамичные мы живём времена. Сегодняшними мерками группе отпущено год-полтора на то, чтобы как-то заявить о себе, а три-пять лет успешного существования выводят ее в статус монстров рок-сцены. И существуем мы все по законам этого динамичного времени, быстро производим, быстро потребляем и постоянно жаждем нового. Но мне всегда было интересно, как в эти новые времена вписались те, кто начинал свой путь хоть и в той же географической точке, но совсем в другой стране и в совершенно других реалиях. Увы, многие, из сохранившихся по сей день легенд русского рока напоминают сейчас уже даже не памятники себе, а пародии на себя. Кто-то из них пытается всячески подделаться под современные технологии, примеряя новые одёжки на старое тело, кто-то демонстративно не приемлет никаких новшеств, ни в технике, ни в подходе к звуку, подаче, а кто-то просто спокойно и с достоинством взрослеет, плавно изменяясь с течением времени, но всё же сохраняя изначальный дух и посыл. КРЕМАТОРИЙ явно относится к последним. Его не особо слышно в эфирах FM-станций и уж, тем более, телеканалов, там правят бал современные герои, зачастую, увы, картонные. А КРЕМАТОРИЙ всё же жив и очень даже бодро себя чувствует. Обласканная всеми мыслимыми признаниями и обладающая реально культовым статусом группа продолжает активную гастрольную деятельность, не гнушается выступать в клубах, давая возможность своим поклонникам встречаться с собой, записывает новые альбомы и по-прежнему имеет свою, пусть и не имеющую тотального охвата, но всё же многочисленную и верную аудиторию. Это взгляд снаружи. А вот как выглядит КРЕМАТОРИЙ изнутри лучше расскажет нам сам лидер группы Армен Григорян:

- Армен, скажите, вот фестиваль "Крылья" позиционировался организаторами, это прямо в названии стояло, как фестиваль русского рока. А КРЕМАТОРИЙ Вы к русскому року как-то относите?
- Ну, мы поём по-русски, поэтому в общее понятие, видимо, входим. Если есть украинский рок, где поют по-украински, белорусский, английский рок... То есть я думаю, что это всё-таки идёт от текста, наверное. А музыкально там, конечно, разношёрстная картинка, разные стили. У каждого, видимо, есть какой-то национальный окрас, соответственно я думаю, что и у русского тоже такой же окрас есть.
- Он, получается, сугубо смысловой-текстовый?
- Вообще-то в идеале 50/50, конечно, хорошо бы, но, наверное, так как страна всё-таки литературная, и очень много внимания уделяется всё-таки тексту, то даже скажем, начало русского рока было всё-таки текстовым. Потому что я не вижу там музыки, в самом начале, скажем, того же Майка. То есть это были в основном перепевки, это был просто какой-то квадрат, но за счёт текста, за счёт какой-то бытовой красоты этого текста, понятного населению, он стал развиваться. Потом уже стали появляться более-менее уже музыкальные команды, то есть были люди, которые научились играть на гитарах наконец-то, и уже появилась какая-то музыкальная основа, которую не стыдно было показывать, скажем, на Западе. А концерты начала восьмидесятых - ну просто это был ужас, потому что никто, собственно говоря, играть не умел.
- А вот у вас в КРЕМАТОРИИ с чего начиналось? Изначальный посыл - текст, музыка?
- У нас всё начиналось очень просто. Мы, всё-таки играли до КРЕМАТОРИЯ достаточно тяжёлую музыку, она была в основном слизана с западных образцов. И песни пелись на английском. Ну, англо-марсианском, английский тоже толком никто не знал. Припевы как-то совмещались, чтобы петь вместе можно было одно и то же, а в остальном вставлялись какие-то слова, и на свадьбах, на танцах это очень хорошо проходило. Я уже говорил неоднократно, что в общем-то по-русски я стал писать я после того, как послушал Майка. Стали экспериментировать уже, пытались писать уже на русском языке. И тогда, в общем-то, был такой сброс информации текстовой, там ни аранжировок, ничего не было. И всегда к текстам было отношение: благо, чтобы мысль какая-то в тексте изложена была, неважно каким образом, но достигнута законченность образа, любым способом. Вот, и с этого всё началось. А потом уже стало всё обрастать, стали появляться музыканты, которые более-менее владеют инструментами. То есть вначале эта группа состояла из собутыльников. А потом уже, когда стало ясно: либо дальше играть с профессионалами, но с друзьями надо будет проститься, либо продолжать вот эту дружбу, но в музыкальном плане ничего не достигнешь, потому что многого из них не выжмешь, это были уже такие сухофрукты, что сложно что-либо было из них выжать.
- То есть получается, что был некий момент, когда вы сами для себя решили, что всё, халяву завершаете и уже становитесь профессионалами?
- Ну, в общем-то, я думаю, что такой первый более-менее альбом, в котором были признаки аранжировок - это всё-таки был альбом "Кома". А это восемьдесят седьмой год, как раз последний год моего распределения после института, когда нужно было уже решать: либо работать дальше, либо всё-таки заниматься музыкой, бросать всё и заниматься музыкой, и в этом случае нужно было заниматься, конечно, исключительно поиском нормальных музыкантов, с которыми можно было заложить уже фундамент долголетия. И потом уже, что немаловажно, начались гастроли. С музыкантами нашими, с которыми мы играли раньше, которые кто-то там сторожил, кто-то учился и сторожил, с ними невозможно было куда-то ездить. Это была такая любительская часть нашего творчества, и сложно было с ними проститься, вообще-то, потому что это были друзья. Но это был необходимый такой хирургический шаг.
- А обид потом не осталось?
- Остались, конечно. Кто-то обиделся, кто-то наоборот воспринял это нормально совершенно, кому я смог объяснить, что я хочу. Некоторые обиделись, хотя, в общем-то обижаться не стоит, потому что у каждого было право учиться, пытаться сделать из себя что-то большее. Но в основном у нас остались хорошие отношения. Хотя несколько было людей, которые странно относились к своему месту в коллективе. Были директора - у нас были проблемы с директорами всё время, мы их часто меняли, директору вдруг начинало казаться, что это...

- ...его продюсерский талант?
- Да... Знаете, как есть: вот если группа даёт концерт и если много народу в зале, то музыкант считает, что это он такой великий, а директор думает, что нет, это он такой крутой. А если в зале три человека, то музыканту кажется, что директор - говно, а тот говорит: "Нет, это группа - говно, потому что никто не ходит". Поэтому такая, вот палка о двух концах. Но мы расставались с людьми, плохо расставались, когда мы их ловили за руку. Просто уже начиналось воровство, снижение гонорара, начинались какие-то интриги, кто-то чего-то пытался отхапнуть, то тут уже я начинал вести себя как натуральный диктатор, то есть тут нужно было просто расставаться с людьми, я не пытался этот узел как-то постепенно развязывать, я просто разрубал.
- Скажите, а вот конец восьмидесятых - начало девяностых, тогда же творилась полная анархия, как группа пережила это? Группы как-то пропадали, или, наоборот - возвеличивались, а как это происходило в КРЕМАТОРИИ? Вы всё это время были достаточно на виду и большой такой точкой того периода был "Двойной альбом", где вы собрали все на тот момент достижения. А вот из сегодняшнего дня та ситуация воспринимается как?
- Ну, вот что касается начала девяностых, у нас было очень много предложений о корпоративном таком, скажем коммерческом союзе...
- С кем?
- И Айзеншпис предлагал, и Морозов предлагал всяческие концертные деятельности, была масса людей, я уже и фамилии-то их забыл, потому что встречались очень многие, пытались перетащить. Стас Намин, вот, у него был Центр. Вообще очень смешно было, у него был такой очень долгий проект, рассчитанный то ли на семь, то ли на восемь лет, с изучением английского языка, и через семь лет мировой тур, там, с какой-то группой, ну, в общем сказка. Но мы выбрали самое такое простое, то есть мы решили всё-таки быть сами по себе и попытаться создать свою собственную, маленькую может быть, крепость, но при этом не испытывать никакой зависимости, потому что если начинаешь с кем-то сотрудничать, то появляются какие-то обязательства, эти обязательства надо выполнять, их не хочется порой выполнять, или эти обязательства не входят в ваши планы, или группе, которая играет всю жизнь живые концерты предлагают вдруг сыграть под фонограмму, зато бабок много можно срубить! "Нет, я не могу, потому что это стыдно!" А тебе: "Да нет, ну зато это же деньги!" И тут уже начинаются конфликты. А у нас этого не возникает, поэтому мы решили делать всё сами, и, собственно говоря, вот то, где ты сейчас сидишь - это в какой-то степени результат того, что мы сделали.
- Это всё ваша личная студия?
- Это наша личная студия, это частная собственность.
- И вы всё это покупали, строили...
- Да. Нам помогали наши друзья, потому что это через Союз Художников всё делалось, соответственно, выкуп был, там, дешевле, нам помогли с ремонтом наши друзья, нам помогли с компьютерами, вот, но мы им ничего не должны, потому что это помощь друзей. Они наоборот считали своим долгом всё это сделать и мне очень приятно, что такие друзья у нас есть. Но, конечно, максимально, львиная доля - это наш труд, и, в общем-то то, что мы зарабатывали на гастролях мы вложили вот сюда. Поэтому мы, как бы, не испытываем никакого желания с кем-то сотрудничать, потому что всё, что я видел, и некоторые мои коллеги, которые куда-то там входили, в результате потом находились в таком депрессивном состоянии, потому что, всё-таки наш шоу-бизнес напоминает сельское хозяйство: то есть если есть корова, то её надо накормить, выдоить, максимально её использовать, и потом непонятно что с ней происходит. Поэтому мы по этому пути не пошли, а сделали, вот, свой собственный дом, даже, кстати, с трубой, там вон есть камин и к нему труба прилагается...
- А сейчас, получается, вы абсолютно независимы? Хотите - делаете, не хотите - не делаете? Полный релакс?
- Да, полный релакс. У нас нет контрактов долгосрочных, не заключаем. Скажем, если я выпустил "Три источника" на "Реале", то следующий альбом я выпустил на "Мистерии", потому что "Мистерия" лучше подходила под этот альбом. Я не хотел рекламы, потому что старый альбом, это для любителей. И, возможно, я кого-то обидел на "Реале", потому что они считают, что если я раз там выпустил, то уже должен с ними сотрудничать до конца дней своих. То есть мы можем менять партнёров. Нет брачных обязательств, вы занимаетесь свободным сексом с тем, с кем захотите, и причём сознательно это делаете.
- А вы как-то отслеживаете положение КРЕМАТОРИЯ в чартах, в ротациях, в восприятии публикой? Стараетесь ли вы всё время быть на слуху любой ценой? Или всё же главное - сделать качественный продукт, а потом уже смотреть на реакцию?
- Ну, тут то же самое, примерно такая же схема. Мы всегда пытались делать альбомы. То есть мы не хотим выпускать альбомы каждый год. Вот некоторые считают, что у нас их слишком много. На самом деле у нас достаточно мало номерных альбомов для наших семнадцати лет, по-моему, их десять или одиннадцать. Есть сборники, есть концертники, есть какие-то компиляции, всё это есть, но мы не выпускали после "Ботаники" ничего, потому что не было идей. Я не стесняюсь в этом признаться. Потом появились "Три источника", спустя три года после выхода "Ботаники". То есть мы не старались всё время чем-то закармливать, чтобы быть на виду, вот, выпустили сегодня, через два дня ещё чего-то там выпускаем... Такого не было, потому что наша публика давно уже сформировалась. Она в плане поколений ступенчатая, то есть существует несколько поколений, которые слушают КРЕМАТОРИЙ. Есть старые пердуны, которые в основном слушают КРЕМАТОРИЙ на компакт-дисках...
- То есть это ваше поколение?
- Наше поколение, да. Я так, вот, самокритично о себе... Есть и молодые совсем. И на концертах всё это видно. Вот это для меня - показатель. Чарт мой - это концерт.

- Кстати, а кто ходит?
- Вот сейчас, после выхода "Трёх источников" появилось очень много абсолютно молодой публики, но, вот ты знаешь, это публика такая, интернетная, возможно, и если говорить о ПТУшницах, то я их просто не вижу, я думаю, что это просто молодые студенты и студентки, и я не знаю, что их привлекает в КРЕМАТОРИИ, поскольку бывают такие концерты, где мы поём в основном старые песни. Вот они воспринимают их как-то по-своему. Хорошо, вообще, если песня переживает поколение, да? Она живёт, поколение меняется, а песня остаётся. Но я долго думал, что может это плохо, что мы начинаем немножко в инфантилизм уходить. А потом я подумал, что нет, на самом деле, на концерты ходит в основном такая, гиперсексуальная публика. В основном это публика студенческая. Ну, мне, вот, самому сложно на концерт попасть, потому что я всё время в каких-то заботах, и поехать на концерт - большая проблема. Если, там, VIP-места, то это да, но я уже неспособен влиться в толпу и зажигать. А публика у нас помолодела. И в результате, как мне кажется, это хорошо, значит мы ещё способны что-то давать совсем молодому поколению, а не только нашему. Причём, если сравнить восприятие КРЕМАТОРИЯ человеком, которому под сорок, или больше и человеком, которому двадцатник где-то - это абсолютно разное восприятие группы. Потому что одни считают, что это какая-то то там философия, что это вообще по жизни, а другим просто это приятно послушать, потому что это эмоционально и хорошо и можно даже подвигаться. Хотя для меня совершенно не важно как меня воспринимают, но мне приятно, что есть несколько вариантов восприятия одного и того же.
- А вы сами, когда пишете песни, вы думаете, что вот, будет бомба, будет хит, надо её крутить, ротировать и тому подобное, или оно само как-то всё происходит?
- Ну, как правило, наоборот всё получается. Я считаю, что надо дать послушать альбом сначала друзьям, знакомым, людям, которые часто, скажем, слушают радио, потому что они быстрее определят хит или не хит, потому что мы в этом ошибаемся. Мы выпустили альбом, сняли клип очень хороший на песню "Убежище", потому что думали, что это будет хитом. Мне говорят: "Давай лучше на "Катманду" снимем". Я говорю: "Да нет, что вы, "Катманду", куда?.." И в результате, конечно, попали не в точку, надо было снимать совершенно по-другому. Но это даже не так нас волнует, потому что мы хоть и стараемся писать, конечно, песни, но всё же мы их пытаемся свести в альбом. То есть чтобы была какая-то цельность, концепция в альбоме и, вот, значение песни в этом случае уже немножко теряется. Самое главное, чтобы там был смысл общий в этом во всём. Но у нас так построен наш бизнес, да и во всём мире, наверное, что больше цепляются песни какие-то. Я, вот, многие группы знаю действительно по ротациям. Я не знаю ЧАЙФ последний альбом, но знаю, что есть "Время не ждёт".
- А касаемо самих хитов. Вот то, что за период с "Двойного альбома" хитов, по большому счёту находящихся на слуху, едва ли не меньше, чем в одном этом "Двойном альбоме", вас это не тревожит?
- Да вот это странно получается. У нас, мне кажется, что и раньше так же было. Вот сняли клип первый на "Мусорный ветер". Если бы не было этого клипа, "Мусорный ветер" не был бы так популярен. Сейчас куда я ни приеду, везде - "Мусорный ветер". "Маленькая девочка" - то же самое. "Таня". Потом все, кто мало-мальски имеет отношение к пьянству - им "Кондратий" гимн. Позавчера у меня даже под окнами орали. Шла толпа и орала "Кондратия" и разбудили меня, было неприятно. Что ещё появилось? Вот появилась, скажем, "Катманду", влезла в этот фильм. То есть идёт какая-то обратка. Должно быть как: есть альбом и оттуда должно идти, а идёт как-то наоборот: что-то там где-то появилось и пошло. Вот "Катманду" стала появляться только потому, что она ротировалась на "Нашем радио" и была включена в фильм "Брат-2".
- А если бы не это?
- Я думаю, что не так. То есть может быть и была бы, но не так. Так же как и "Геенна", скажем. "Геенны" нет вообще нигде, но её знают. "Три источника" тоже никогда нигде в жизни не крутили, но её знают и на концертах люди поют как и "Катманду", не меньше. Наоборот, им кажется, что "Катманду" слишком заезжена. Поэтому мы в этом плане не мучаемся. Я никогда не думаю: "Вот, сейчас надо написать хит", знаешь, как барон Мюнгхаузен шестнадцатый подвиг. Есть идея - значит она должна каким-то образом появиться в музыкальном плане и текстовом. Если они совмещаются вместе - появляется песня. Дальше - уже неинтересно, это как секс, приятнее всего заниматься сексом, а что получается потом - это уже непонятно, как там в утробе всё развивается...
- Ну, здоровый пофигизм, конечно, хорошо, но мало ли... Вот представьте, что публика на вас вообще перестаёт реагировать, тогда что?
- Тогда покупается замок. И вешается на дверь.
- А дальше что?
- Всё. Всё заканчивается и потом, не знаю, может мы начинаем писать музыку для кино, может я начинаю писать что-нибудь ещё...
- И подобная перспектива - оказаться вне дел музыкальных вас не пугает?
- Ну, я пока не вижу симптомов этого. Я думаю, что при наличии студии, если мы устанем давать концерты, а скорее всего так произойдёт, мы не пропадём.
- А такое может быть?
- Может быть. Такое может быть. Ну, это было всегда - сначала запись, долгая запись, от студии болит голова, мечтаешь о колёсах, чтобы купаться в лучах славы: гастроли, туры... Потом ты устаёшь от туров, от постоянных переездов, от мелькания одного и того же, от одних и тех же вопросов журналистов, от пьянства, и ты возвращаешься домой и тебе хочется опять в тиши кабинета, спокойно так, включить, послушать... И вот это так и продолжается всегда. Но, вот, со временем, конечно, эти вот переезды... То есть это было интересно, когда мы были молодыми: новые города, новые люди, новые впечатления. Причём, не побоюсь этого сравнения, но раньше были люди умнее. То есть появлялись люди часто, которые давали тебе что-то, чего ты не знал. А потом - вот этот город ты посещаешь в третий раз, этот - уже в пятый раз, тот, кто раньше был интересен спился или умер, а тот, кто пришёл - ему от тебя ничего не надо, кроме автографа и постучать тебя по плечу, дыхнуть на тебя перегаром... И вот это достаёт, ты превращаешься в ремесленника. А в ремесленника превращаться дико не хочется.

- А, кстати, интересный момент. Вот группе семнадцать лет, из них активных гастролей наверняка лет десять, вот постоянные концерты, постоянное всё это. Вот как каждый раз удаётся сохранить в себе этот настрой для выхода на публику? Что бы это не было механическим, там, до-ми-соль, а как-то подавалось адекватно. Каждый раз как подавать?
- Каждый раз, да.. Я не знаю в чём тут основная идея, но мы всегда требуем очень качественную аппаратуру на сцену. Хотя мы играем одни и те же песни, но каждый раз мы играем их по-разному, и мы получаем удовольствие от исполнения, от музицирования, если мы друг друга хорошо слышим. Появляется драйв. Есть такие вещи, которые очень сложно рассказать, но они присутствуют на сцене. Когда ты вдруг понимаешь, что от барабанов, от баса дует такой страшный ветер, что если ты не станешь сопротивляться ему, то тебя просто сдует со сцены и ты улетишь куда-то далеко. Да, есть песни, есть какие-то аккорды, но у нас почти в каждой песне есть места для импровизаций, и если человек начинает импровизировать на концерте и ты понимаешь, что он хочет сказать и начинаешь с ним вместе это делать, то это появляется такая... Ну, не знаю, может быть это как негры, наверное, радовались, когда исполняли блюз в прокуренном зале каком-нибудь, понимаешь? Ну, тут другое, тут большой зал, но ты же всё равно радуешься как ребёнок. То есть какие-то детские чувства от того, что в кайф!
- То есть это поток не сознания, а души получается?
- Да! И я не понимаю людей, которые играют под фонограмму. Я их действительно не могу понять: что тут хорошего, как же ты сам на себя потом будешь смотреть, будешь ли ты себя уважать, потому что существует ещё и публика. Ты честно должен отработать перед ней, и публика очень любит, когда музыканты эмоциональны. Они могут даже слажать на концерте, но всё равно концертное это состояние никогда не сравнится ни с одной записью. На компакт-диске ты не поймаешь этого, что ты можешь поймать на концерте.
- А вот столь ли здесь ключевой момент - фонограмма? Ведь существует куча групп, которые один раз вещь отрепетировали, отдолбали просто, и потом всё, вперёд - чесать...
- То есть вживую, да?
- Да, живая фонограмма, именно!
- Ну, вот я не могу этого понять. Нет, есть, конечно, гармония, которая должна соблюдаться, но должно быть место и каким-то интонациям. Более того: ритм тот же самый, аккорды не меняются, но настроение у песни часто бывает разным. Почему-то, скажем, вдруг минор появляется в песне, хотя вчера на концерте был классный мажор. И наоборот...
- А почему так, не задумывались?
- А потому, что это - совместная игра, и в какой-то момент состояние музыкантов - эмоциональное, душевное, да собственно говоря, и медицинское: после вчерашнего, там, не после вчерашнего, - это вдруг соединяется вместе. И в этом получается такая гремучая смесь. То есть это не как коктейль: пятьдесят граммов того, тридцать этого... Каждый раз смесь получается разная и зависит это от того, в каком состоянии находится музыкант. Даже от того, как он слышит себя, свой звук, как он слышит своих партнёров, как его принимает публика.
- То есть атмосфера должна быть комфортной?
- Да. Я, кстати, поэтому и не люблю играть фестивальные концерты - нет возможности отстроиться, музыканты не слышат друг друга, выходишь и так, на узнаваемость работаешь.
- И на "Крыльях" так же было?
- Да. Но мы, всё-таки сделали, я считаю, героический шаг - сыграли две песни новых абсолютно. Но я хотел, чтобы музыканты и в таких условиях привыкли работать, не всегда, ведь, комфортно бывает. Но музыкант, если он настоящий музыкант, должен выйти из любых ситуаций, так же как, скажем, и хороший футболист. Профессионал должен показать себя везде.
- А что ещё может влияет так же не концерты?
- Ну, есть какой-то заряд энергии. Если людям некомфортно в зале, то я и на сцене себя плохо ощущаю. Если мент начинает размахивать дубинкой - это тут же ломает концерт, то есть мне это неприятно и я не могу свободно играть. И на сольных концертах мы всегда проводим инструктаж, мол, ребятки, люди тут культурные пришли на концерт, ну что ты тут дубинкой будешь махать? Ты её спрячь. Да, надо сделать так, чтобы не было вандализма, но если вы сами продаёте три билета на одно место... "Ой, у нас произошла драка!". Да конечно произойдёт! Но это не от того, что КРЕМАТОРИЙ у вас играет. Если я прихожу с женой своей, скажем, а на моём месте кто-то сидит, я начинаю нервничать, и я кричу: "Что за ху...я такая? Что это за концерт такой? Да пошли вы все вообще!.." Поэтому часто милиция провоцирует, ну, не милиция - организаторы провоцируют на какое-то не очень хорошее поведение публики, которое вполне оправдано. То есть надо и публике комфорт создавать.
- А клубные концерты для вас как? Там не такая масса народа...
- Клубные концерты? Смотря какие. Мы выбираем такие места, где возможны мини-подобия нормального концерта, где есть возможность не видеть столы, то есть вот эта ресторанность сводится к минимуму.
- А со звуком там как?
- Ну, как правило, звук у нас сносный, потому что у нас звукорежиссёр хороший, и мы, всё же подъезжаем на саундчеки, стараемся относиться ответственно. Нет, ну бывают провалы, конечно, но в основном звук у нас хороший даже в клубах.
- Ну, в Москве звук более-менее строить научились, а вот на периферии с этим как?
- Ну, сейчас понемножку тоже, но вот однажды, совершая тур по Украине, мы приехали в город Трускавец. Там у них хороший такой клуб, всё очень красиво, народу набилось туда немерено, в этот клуб, но перед тем как выступать, - а мы приехали с барабанами, там, - пришёл директор клуба и сказал: "А чё вы с инструментами приехали? К нам, как правило, с магнитофончиками приезжают..." Я говорю: "Чувак, всё понятно, давай, тащи всё, что у тебя есть". И мы там буквально какие-то колонки покрытые плесенью достали, микрофон прилепили изоляционной лентой и дали акустический концерт. Предупредили, что аппарата нет, но мы всё равно будем играть вживую. И иногда нее понимаешь как в начале двадцать первого века можно предположить себе такое. И люди хавают! Вот это тоже наша провинциальная черта - посмотреть на артиста. Люди идут посмотреть, а как там Филипп Киркоров пёрнет на сцене.

- А фамильярность наша российская по отношению к артистам не достаёт?
- Да не особо-то её и много. Мы всегда стараемся раздать все автографы после концерта, но в контакт при этом не вступать. Как правило администратор наш собирает бумажки, там, паспорта, вот, обычно, мы расписываемся и всё это отдаём обратно.
- А вообще насколько артист должен контачить с публикой? Ведь это всё-таки часть работы. Или нет?
- Нет, ну, контачить надо, конечно. Надо любить своих фэнов, надо с ними как-то общаться. Но у нас, слава Богу, что когда появился интернет, эта проблема исчезла. Вот это "Общество Друзей Кремации", которое существовало с древнейших времён, оно нашло там свою нишу, это было как для них и построено. И сейчас они там общаются между собой, информацию получают постоянно. Более того, мы сейчас им делаем какие-то скидки, чтобы они могли как-то на концерты ходить. Прекрасная форма, вообще, слава Богу, что она возникла.
- А как вы вообще к интернету относитесь? В частности, такой, вот, скользкий вопрос об mp3...
- Ну, вот, очень плохо я отношусь к mp3.
- То есть вы считаете, что это - откровенное воровство?
- Я не считаю, я это вижу. Я, к сожалению, вижу, что это постоянная напасть. Компакты появились - компакты воруют, CD-Rom'ы появились - CD-Rom'ы воруют. Сейчас, вот, mp3 - пошла совершенно непонятная волна... Мне это не очень нравится. В конце концов, у нас всегда мозги всегда бегут немного быстрее, чем элементарная порядочность. Порядочность воспитывается законом всё-таки, вот будут законы...
- Да законы-то есть - не работают...
- Не работают, вот! То одно, то другое. А почему в других местах они работают?
- Вопрос философский... А вы как музыкант с этим боретесь, как автор?
- Ну, боремся как - с помощью суда. Был, вот, тираж видеокассет, на котором вышли песни, не оговоренные в контракте. Суд признал контрафактным товар, там, моральный ущерб, изъять весь тираж...
- И пошёл под нож?
- Должен был пойти под нож. Потому что есть ещё судебные приставы, которые должны это как-то выполнить. Можно ещё пойти по пути бандитскому. То есть придти и всех построить. Но хочется же быть цивилизованным.
- А вообще в интернете существуют реально легальные mp3 КРЕМАТОРИЯ? Встречаются-то точно везде.
- Я не знаю. Мне кажется, я ни с кем ничего не подписывал.
- А правообладатели - вы?
- Тут есть сложности, потому что правообладание некоторыми альбомами и некоторыми песнями совместное с фирмой-издателем. Может быть они договаривались с фирмой. Я пока эти mp3 не копал, но я знаю, что там очень много всего. Ну, будем решать проблемы по мере их возрастания.
- Спасибо!

Тим Гуринов